АНТОН И ВИКТОРИЯ МАКАРСКИЕ: «дочки НАМ УЖЕ МАЛО, ЧЕРЕЗ ГОД ХОТИМ МАЛЬЧИКА»

Тринадцать лет они мечтали о ребенке и вот, наконец, чудо свершилось. Два месяца назад у этой красивой пары родилась дочь Машенька. Родители уважительно зовут ее Марией Антоновной. Только «7Д» Макарские рассказали о том, как они прожили этот непростой год, почему перебрались в Израиль и когда же Машенька увидит Россию.

Восьмого марта этого года, на страницах нашего журнала Антон и Вика поделились радостной новостью – у них будет ребенок. Так совпало, что тест на беременность дал положительный результат как раз в тот день, когда супруги пришли на интервью «7Д». Причем, с чемоданом. Сразу после нашей беседы Виктория улетела в Израиль…

Виктория. Вы, наверное, помните, в каком я тогда была состоянии? Меня просто трясло мелкой дрожью. Я улетала со справкой, где было написано «Малый срок беременности» с большим знаком вопроса на весь бланк. Сохранила эту справку, чтобы показать ее Маше и уже со смехом вспоминать тот момент. Это сейчас я весело об этом рассказываю, а тогда едва сдерживала слезы.

Антон. До этого мы с гастролями пролетели через всю Америку. Лос-Анджелес, Лас-Вегас, Чикаго. И я понимал, что с моей женой происходят какие-то волшебные перемены и говорил ей: «Вика, давай спорить, на сто процентов ты - беременна! И у нас будет девочка». Первое, что попросил ее сделать, вернувшись в Россию – пройти тест.

Виктория. По тесту выходило, что Антон прав, а по анализам - нет! Поэтому и выдали справку с вопросом.

Антон. Врачи нам честно сказали: «Ребята, если у вас есть возможность, срочно летите в Израиль. При всем прекрасном отношении, которое будет к вам в России, ребенка лучше вынашивать там». Если честно, вообще никто не планировал, что Вика уедет так надолго. Я отпускал ее максимум на месяц, только подтвердить беременность…

Виктория. Весь полет я прорыдала, и как только вышла в аэропорту Бен Гурион, стала названивать друзьям в Израиле: «Ребята, я прилетела в Шаббат, никто не работает до завтрашнего дня. Не могу ждать, делайте, что хотите, но найдите мне врачей, спасите моего ребенка!» Мне нашли хорошего доктора, она специально для меня открыла клинику, провела в свой кабинет с аппаратом УЗИ. «Вика, шо за истерики? Вот же плод, я все вижу, вы беременная». И тогда я впервые увидела Машеньку, маленький комочек на снимке, который мы с тех пор храним как первую ее фотографию.

Антон. И вот тут я сказал: «Знаешь что, дорогая, ты хочешь возвращаться? У меня съемки, собираешься мотаться вместе со мной – месяц в одном месте, две недели в другом? Раз уж поехала в Израиль, сиди там, под бдительным присмотром моей мамы». Я очень люблю Россию, уважаю врачей, которые нас наблюдали, но мне врезалось в память, как мою жену назвали здесь «старородящей». Когда мы приехали в Израиль, Вика вроде оправдывалась: «Мне все-таки уже 38 лет…» На нее удивленно подняли глаза: «Милая, да у нас в это возрасте светские женщины только начинают задумываться о детях и многие рожают в полтинник, это в порядке вещей». Мы с Викой за эти месяцы увидели совершенно иное отношение к материнству.

Виктория. В Израиле девочек в самого детства воспитывают, что ты – мама, и беременность – это лучшее, что с тобой может произойти. Девушка ждет ребенка – это праздник в семье. Благодать Божья снизошла на этот дом. Даже если и без мужа, хотя для Израиля это исключительный случай. Здесь на каждую невесту приходится по 5-10 женихов. У меня на девятом месяце был забавный случай, когда врачи посоветовали снять обручальное кольцо, потому что по жаре руки отекают. Я выходила на прогулку и ко мне сразу же начинали свататься мужчины  израилитяне. «А вас не смущает, что мне рожать через три недели?» - спрашивала я. «Да вы что! Вы же такая замечательная, и у ребеночка будет папа!» Здесь все по-другому. Ребенок рождается в такой любви, его появления ждут всем миром. А у нас? Забеременела девушка. Беда! Хватаются за голову, тащат к врачу. У нас же на аборт ходят как к зубному врачу, я узнавала – 40 миллионов абортов в России только за последние двадцать лет. И это только официальная статистика. Первое, что я для себя решила, когда поняла, что стану мамой – хочу ждать ребенка там, где его и меня любят и смотрят с обожанием. Поэтому я и осталась в Израиле, здесь живет Антошина мама, самый дорогой и близкий нам человек.

Антон. А у нас тем временем были запланированы концерты. В том числе выступление в Новосибирске, куда я летел как на заклание. Ждут ведь нас двоих, никто еще ничего не знает. В начале концерта я вышел и сказал: «Дорогие друзья, у меня сложилась такая ситуация, когда я могу очень сильно порадоваться, и попросить у вас прощения. Мы должны были прилететь к вам с Викой, но я один. По очень уважительной причине. Наконец-то, спустя 13 лет, мы дождались того, о чем долго мечтали. Вика беременна!» Что тут началось! Я тут же набрал ее телефонный номер, чтобы она спела зрителям.

Виктория. Я естественно не ожидала, что он позвонит мне со сцены и сразу начала жаловаться: «Ой, Антоша, меня так тошнит…»

ПЯТИЗВЕДОЧНЫЙ РОДДОМ

Первое, что я услышала от доктора, которая вела мою беременность: «Значит так, запоминаем главное правило – за двоих не жрать. И будешь взвешиваться постоянно, чтобы не поправлялась больше положенного. Ребенок и так получит все необходимое с витаминами, а обжираться будешь только ты сама, поняла?» Здесь беременным сразу прописывают витамины, особенно тем, кто только что приехал из Советского Союза – так до сих пор называют Россию… У меня был потрясающий диагност Давид, он даже без анализов сразу говорил, каких элементов не хватает организму. Видел по глазам, по цвету кожи – и никогда не ошибался. Спасибо, что меня так настроили, потому что поначалу друзья пытались пичкать меня бутербродами с икрой, мясом, маслом, а Мария Антоновна категорически отказывалась принимать мясо, рыбу и вообще всю животную пищу. От одного вида яиц в магазине меня мутило. Зато мы с удовольствием питались овощами, фруктами и кашами, которые любит Антон. Благодаря этому, ежедневным прогулкам и плаванию я вообще не поправилась – талия не пропала даже на 9-м месяце, и выписывалась из роддома в своей обычной одежде.

Антон. В первые два-три месяца я вообще не мог понять, как это мы с Викой не будем видеться друг с другом неделями, месяцами. Такого у нас за тринадцать лет совместной жизни почти не случалось. Люди, с которыми я снимался, не дадут соврать – я себе места не находил. Если бы не съемки, было бы очень трудно. А так  я много работал, после съемок сразу шел в тренажерный зал, чтобы накопилась усталость и легче было заснуть.

Виктория. Антон по возможности отменял все, и при первой же возможности прилетал в Израиль. До Пасхи пробыл с нами месяц, потом в мае тоже почти на месяц прилетал, а потом уже практически до самих родов его с нами не было. О том, что рожать я буду с помощью кесерева сечения, мы знали с самого начала. Несколько лет назад мне сделали операцию на глазах, у меня был смешанный астигматизм, и знаменитый доктор Куренков, который меня оперировал, предупредил сразу: «Запомни раз и навсегда, глаза у тебя будут видеть, но рожать сама ты не сможешь». Но я все равно спрашивала – можно ли рожать самой. Но мне ответили, что это даже не обсуждается. Здесь, в Израиле врачи несут колоссальную ответственность за пациентов и делают очень деликатные операции, шов почти незаметен и беременеть снова можно практически сразу.

Антон. Вике назначили операцию на 37-й неделе и предложили нам самим выбрать день. Шаббат – пятница и суббота - не подходит, в этот день все хорошие врачи отдыхают. Понедельник и вторник тоже как-то не очень.  Решили, что будем рожать в воскресенье, 9 сентября. Стали смотреть по церковному календарю, вроде бы в этот день нет упоминания тех святых, к которым мы обращались, чтобы послал нам ребенка…

Виктория. И в этот самый момент нам позвонил батюшка, настоятель монастыря в Белоруссии, где хранятся мощи Иоанна Кормянского. А это был самый первый монастырь, куда я осознанно приехала просить о ребенке, когда мы встретились с Антоном. Мы рассказали, что мы хотим назначить роды на 9 сентября, и услышали, как изменился у батюшки голос: «Деточки, это же день памяти нашего Иоанна Кормянского».

Антон. А в русском календаре, который мы смотрели, не было этой даты, ведь Иоанн Кормянский – белорусский святой. Так все и сложилось, что Вика должна рожать в день того святого, к кому первому ходила просить ребенка. С датой с Божьей помощью определились, стали вместе искать роддом, пока я не уехал на съемки.

Виктория. Для начала мы поехали по самым крутым роддомам. Я вообще не сразу поняла, что это больницы. Роскошные номера с двуспальными кроватями для  мамы с папой, рядом колыбелька, плазменная панель, балконы с лежаками. Здесь же барная стойка. Смотрим – сидит женщина, рядом стеклянная люлька, на ней написано, что она всего два часа назад родила, а уже сидит с подругами выпивает. И счастливый папаша тут же с дружками отмечает. Отель пятизвездочный, а не роддом. Посмотрели мы на эту роскошь и пиршества, я Антону и говорю: «Ты понимаешь, какой тут будет дурдом, когда мы сюда приедем рожать? Да нас здесь в покое никто не оставит».

Антон. И тогда один израильский продюсер, у которого я буду сниматься в новом проекте, сказал: «Ну что, насмотрелись на понты? Давайте я вам покажу нормальную больницу, где рожают все израилитяне. Моя жена там двоих родила». И отправил нас в Иерусалим, в больницу Шаарей Цедек.

Виктория. Это была любовь с первого взгляда. Больница была построена еще в Палестине, в 1902 году. Очень аскетичная, традиционная, без ресторанов, баров, плазменных панелей. Мне так понравилось там, все в цветах, очень по-домашнему. Думаю про себя, вот сейчас встречу хоть одного человека, который говорит по-русски, все, буду рожать только здесь. Навстречу идет медсестра, бросается ко мне: «Ну почему же вы больше не поете?» Я говорю: «В смысле?» Она: «Ну как, я же раньше видела вас, так люблю, как вы поете». Татьяна оказалась старшей медсестрой этой больницы. Я ей сказала: «Если вы примете у меня роды, я вам буду петь до конца жизни». Она рассмеялась: «Да вы что? У нас тут доктор есть, я вас к нему сейчас проведу. От Бога доктор – Владимир Плоткин». Вот так и решилась, снова совершенно случайно, наша судьба. Оказалось, что в этой больнице, кроме Татьяны, нас никто не знал. Даже доктор Плоткин, которого совсем маленьким привезли в Израиль. Поэтому нас, к счастью, не тревожили.

ПОЖАРНАЯ ТРЕВОГА

Виктория. Я всю жизнь много работала. Не понимала, как можно так жить, когда спишь, сколько хочешь, ешь, гуляешь, плаваешь, снова спишь. Сначала думала взять машину, но Израиль такая маленькая страна, что можно ходить пешком. А в Горненский монастырь в Иерусалиме, куда я ездила на службы, легко доехать на такси. Сейчас вспоминаю: до 15 июня я там находилась почти постоянно, ночевала, молилась, а потом наступила невероятная жара и я уехала. И вдруг читаю книгу о пребывании Богородицы в этом монастыре. Представляете, две тысячи лет назад там жила беременная Мария из Назарета и ровно в середине июня, с наступлением жары, ушла обратно в свой город.  Климат за две тысячи лет не поменялся! Я продолжала приезжать в монастырь только на службы, на 31-й неделе, прямо на литургии, начались схватки. Монахиня, Матушка Александра отправила меня на такси в Шаарей Цедек. Поразил уровень сервиса, меня только привезли, никто еще не знает, что со мной, но прямо на входе взяли анализы, через 30 секунд результаты были готовы. Преждевременные схватки начались из-за обезвоживания. Я же постилась, до причастия не ела и не пила воду, а этого в жару делать нельзя. Когда опасность миновала, я стала гораздо осторожнее. Перебралась в апартаменты наших друзей прямо на берегу моря. На лифте я спускалась прямо на пляж. Это какая-то фантастика, спать под шум волн. Каждый день на закате, когда немного спадала жара, я купалась и делала специальные упражнения в воде. Иногда, конечно, наступала слабость и я целыми днями спала, но через «не хочу» и «не могу» все же заставляла себя не терять форму. Работала с новым репертуаром, круглыми сутками слушала музыку, даже когда спала, не выключала радио. Меня вообще не тревожил внешний мир, я почти не видела никого из своих соседей, пока в один момент не случилось то, что называют ЧП - чрезвычайным происшествием. В тот вечер, за три недели до рождения Маши, я была как всегда в апартаментах и вдруг сквозь музыку услышала, как сильно орут в коридоре. Надо же, подумала я, молодежь сегодня разгулялась. Сижу дальше, думаю, что-то уж слишком сильно кричат. И тут в один момент все прекратилось, полная тишина. И запах непонятный, вроде как тряпки жгли. Я решила выглянуть, проверить в чем дело, пошла приоткрыть дверь - и тут меня буквально снесло дымом. Я понимаю, что пожар, и у меня начинается паника. Шестой этаж… Я-то всегда пользовалась только лифтом, даже не знаю, где находится пожарная лестница. У меня только мобильный телефон, по которому я могу вызвать только такси или маму с Антоном. А окна моих апартаментов выходят на море, где в данный момент нет никого и я никому не могу подать сигнал о помощи. Дальше я делаю то, чего нельзя делать ни в коем случае. Помню отрывистыми картинками… Стою в лифте, и паника еще сильнее, потому что вспоминаю, что при пожаре лифтом пользоваться нельзя. Ну ладно, думаю, лифт стеклянный, панорамный, если я тут сейчас буду умирать, то наверное спасатели увидят меня и разобьют стекло.  Следующая картинка – я стою на площади. Она запружена народом, ощущение, что съехались все пожарные Израиля. В одной руке у меня сумка с документами и иконами, в другой телефон и компьютер. Как я их забирала – не помню, правду говорят, человек в критичной ситуации спасает самое ценное. И тут я совершаю очередную глупость…

Антон. Она позвонила мне. Она в Израиле, на берегу Средиземного моря, я в лесах под Можайском, после съемок, время близится к полуночи. Мы с осветителем Мишаней играем в настольный теннис, я проигрываю, но имею реальный шанс отыграться. И тут звонок. Жена в полнейшей истерике: «Антоша! Антоша! Тут пожар!» В экстремальных ситуациях я становлюсь невероятно расчетливым и трезвым. Выхожу из корпуса, говорю: «Ты где?» - «Я перед домом.» - «Где ходят машины?» - «Тут рядом.» - «Иди!» - «Куда?» - «К машинам!» Слышу тюпает по дороге… «Поднимай руку» - «Что?» - Лови такси» - «Тут нету, все оцепили» - «Иди туда, где ходят машины». – «Я не могу, мне тяжело. У меня иконы и компьютер». – «Ничего, донесешь. Значит так – ловишь машину, едешь к маме, по пути набираешь меня и получаешь дальнейшую инструкцию». Через несколько минут: «Все, я в машине, все хорошо»… И только тут на меня накатили и страх, и боль, и нежность. Боль от того, что я не могу ничем ей помочь на таком расстоянии, и нежность за то, что в такой ситуации она звонит ни маме, ни в полицию, а мне – своему мужу…

Виктория. После пожара мама меня уже никуда не отпустила. Так и сказала: «Убей меня, но больше от тебя я ни на шаг не отойду. Я за тебя перед Антоном в ответе».

ПЕРИОД ГНЕЗДОВАНИЯ

Со 2 сентября у меня опять схватки за схватками. Я опять поехала в больницу. Говорю, не могу уже, сил нет, примите роды. Доктор посмотрел на меня: «Давай так, если совсем не сможешь терпеть, приезжай в любой момент. Но если сможешь дождаться Антона, терпи. Для ребенка, чем дольше он находится в тебе, тем лучше». И я стала ждать мужа. Но не просто так… Раньше я не понимала, что такое «период гнездования», когда мне рассказывали, как рожениц увозили в больницы из магазинов с обоями или из квартиры с кисточкой в руках, потому что женщина красила стены. И у меня начался такой период. Дней за десять до родов я объявила в квартире капитальный ремонт. Мы поменяли практически все, вплоть до библиотеки. Купили и наклеили фотообои с березами. «Маша должна видеть русские березки!» Мне хотелось все успеть перекрасить-переклеить к приезду Антона, а мы его ждали 8 сентября вечером.

Антон. А у меня сложилась такая ситуация, что некоторые сцены перенесли на ноябрь и уже 5-го числа я прилетел в Израиль. Никого не предупредив, приехал из аэропорта домой, дверь открыла мама, сразу слезы счастья. Спрашиваю, где Вика.

Виктория. А Вика очередные полочки в магазине покупает. И тут звонит мама: «Викочка, дочечка, все бросай и приезжай». У меня «сердце забилось в пятках»- шок. К нам ведь перед этим Антошин дедушка приехал из Пензы, народный артист России Михаил Яковлевич Каплан, ему назначили серьезную операцию. Думаю - неужели дедуле плохо. Подъезжаю, смотрю, у подъезда Антон сидит на парапете. Еще подумала, надо бы у врача спросить про галлюцинации перед родами. Мы ведь его раньше 8-го сентября не ждали. Но это был он! И знаете, как только прилетел Антон, у меня тут же прекратились схватки. Начались только 9 сентября, как было назначено.

Антон. Пришлось и мне покориться Викиному порыву гнездования. Три дня ходил с ней по магазинам, потакая любой прихоти, что вообще мне не свойственно. А 8-го числа объявил: «Все, меня не трогать. Завтра у меня роды! Тебе, завтра лежать-отдыхать, а мне волноваться». В шесть утра у Вики начались схватки, и мы рванули в Иерусалим. А уже 6.55 родилась Маша. Вике блокировали спинной мозг, она понимала, что происходит, но не видела из-за специальной шторки. Я находился со стороны Вики, потому что в этот момент был ей нужнее, а за Машу не переживал, доверил ее профессионалам. Но как только Маша появилась на свет, я первым взял ее на руки и 40 дней не выпускал из рук, пока не уехал на съемки.

Виктория. В роддоме Шаарей Цедек мужчин допускают на роды, но оставаться там с женами и детьми по ночам категорически запрещено. Это же религиозная больница и если посторонний мужчина увидит чужую женщину ночью… Но Антон сразу сказал «Я буду с ними  круглосуточно», тогда его переодели в медбрата. Так он и ходил с Машей везде, в костюме, в шапке, в маске. А ночевал у моей кровати в кресле. Спасибо моей соседке по палате, молодой израильтянке, которая разрешила нам это сделать. Наши кровати с соседкой разделяла занавеска. На третий день я запросилась домой. Доктор сказал: «Хорошо, отпущу, но обещай мне, что будешь лежать. Хотя я и прошил тебе шов семью слоями, лучше не рисковать».

Антон. Вика, конечно же, пообещала, но даже до дома не доехала. Мы с Машей поднялись в квартиру, а наша мама уже понеслась в магазин за ванночкой. Начала таскать пакеты, и естественно организм не выдержал…

Виктория. С 20 сентября начинался наш гастрольный тур по Израилю, за день до первого концерта, у меня разошелся шов. Я побежала в соседнюю поликлинику: «Девочки, сделайте что-нибудь!» Сказали – зашивать нельзя. «Ну, тогда заклейте!» Заклеили, но что удивительно, после первого же концерта шов затянулся. Сцена лечит, я снова в этом убедилась.

Антон. Это был лучший тур в нашей жизни. Очень много людей звонили организаторам и говорили: «Нет, мы, конечно, придем и на одного Макарского, но зачем вы обманываете!? Мы же знаем, что Вики не будет, она только что родила». Вику встречали овациями, подарки не вмещались в машины. Но лучший подарок Вика сделала мне – она целый месяц кормила Машу грудью. Пришлось на 8 сантиметров расшивать ее концертные платья в области груди.

Виктория. Через месяц у меня пропало молоко. Как же я рыдала. Маша родилась маленькая, 2кг 972 г и у нее начал падать сахар. Доктор сказала, что мы должны ее активно кормить. Пришлось давать смеси.

Антон. А ребенок-то умный, сиську сосать - надо прилагать усилия, а из бутылочки молочко само течет.

ЕВРЕЙСКИЙ МАМ

Антон. С появлением Маши у нас пропало понятие дня и ночи. Когда  дочка спит, у нас тоже ночь, она проснулась, значит, день наступил, независимо от того, темно за окнами или светло. Не могу сказать, что Маша стала главой семьи, но все внимание сосредоточено только на ней.

Виктория. Особенно у Антона. Он вообще сорок дней ее с рук не спускал и мне давал только на кормление. Сначала говорил, что мне же надо восстановиться после операции, потом была отмазка: «Ну я же скоро уеду на съемки и ребенок все время будет с тобой». Съемки перенесли, а ребенка мне все равно не отдали. Я звонила своей маме в Минск, жаловалась: «Мам, ну почему он мне Машу не отдает?» Мудрая теща, которая обожает Антона, сказала только одно: «Не спугни, Вика, свое счастье, я еще ни одного мужика не видела, чтобы он так смотрел за ребенком. Ты даже не представляешь, как бывает у других, отцы все время на работе, начинают замечать детей только, когда те подрастают. А все эти ползунки, горшки, ночные крики, бессонные ночи достаются женщинам. Не спугни, Вика, пусть возится!»

Антон. Я сразу поставил всех в известность, что я – еврейский мам и дочке лучше со мной.

Виктория. Единственное спасение для нашей семьи – срочно родить сына. Это, конечно, замечательно, что Маша столько времени проводит с папой, но я же вижу в каких спартанских условиях он ее воспитывает. Заставляет отжиматься, подтягиваться. Ему срочно нужен мальчик, чтобы переключить внимание, а мне хочется, чтобы Маша росло как девочка.

Антон. Так как я сразу после рождения взял Машу на руки, прошел с ней все процедуры у нас возник очень тесный контакт. Я даю ей только полезные нагрузки. Она ест в строго определенное время, занимается спортом, все по режиму. Я же знаю, как только Маша остается с мамой, сразу принимает жалобный вид и все идут у нее на поводу. Конечно, Маше удобнее спать не на жесткой поверхности, чтобы правильно формировался позвоночник, а на мягкой маме, а еще лучше на бабушке, которая часами сидит неподвижно, боясь шевельнуться. Но при всем этом я понимаю, что мама есть мама, какими бы удобными не были папины руки. Когда Маша прижимается к маме и слышит ее сердце, которое билось рядом девять месяцев, она мгновенно успокаивается. Здесь мне со своими способностями воспитателя никак не сравниться. Связь мамы и ребенка гораздо круче всех папиных талантов.

Виктория. Я помню, когда в роддоме Антоша поднес мне поцеловать Машу и меня накрыло первой волной любви, захотелось позвонить своей маме, что я и сделала, лишь только отошла от наркоза. «Скажи, мам, а ты меня так же любишь, как я Машу? А почему ты мне никогда об этом не рассказывала?» Я как сумасшедшая звонила своим друзьям, у которых есть дети, и спрашивала, почему никто не рассказывал мне, что существует на свете ТАКАЯ любовь. «Вы уже знали об этом?». На свете слов таких нет! Чтобы понять это, нужно  родить ребеночка. Для меня очень многое изменилось с появлением Маши, я поняла, что мир никогда не погибнет, пока есть в мире мамы, которые любят детей. Вот идет старичок больной, а я сейчас понимаю, что его мама давно умерла, но она смотрит за ним с неба и молится за него. Я взяла Машу на руки и сказала ей: «Машенька, ничего никогда не бойся, потому что даже если со мной что-то случится, я не оставлю тебя. Если я умру, я все равно буду любить тебя, потому что любовь бессмертна». Я, конечно, свою маму замучила этими разговорами. И даже когда вышла на самое первое выступление после родов, сказала: «Люди, как же можно так любить!» И спела для Маши одну очень древнюю песенку, она переводится как «Доченька, гранатовое дерево». Женщины в зале плакали…

Антон. Одно дело размышлять в теории о том, как можно любить своего ребенка, и совсем иное дело – испытать  это на практике. Я понял, что любовь – абсолютно жертвенное чувство, и чем больше ты делаешь для человека, тем сильнее его любишь… Казалось бы, мы с Викой, люди у которых есть любовь, в чьих семьях всегда была любовь, но сейчас мы с ней перешли на новый уровень взаимоотношений, познали какой-то новый пласт в любви. А сколько их еще? И если земное человеческое чувство имеет фантастическое свойство нас менять и делать намного лучше, то что же такое божественная любовь, из-за которой люди бросают все мирское? Не знаю, у меня пока нет ответа…

СВАДЬБА БУДЕТ ВЕСЕЛОЙ

Виктория. Я не знаю, как мы будем жить дальше, ведь придется на несколько дней оставить Машу с бабушкой. Нам с Антоном предстоят поездки, пусть и не слишком длительные, но все равно мы на несколько дней разлучимся с дочкой. Каждый год в ноябре, перед Антошиным днем рождения, в Московском доме музыки у нас проходит «Живой концерт», уже проданы все билеты. Через три дня нам предложили провести на этой же площадке концерт «на бис». Мы очень любим это мероприятие, на него приезжают наши зрители  со всего мира. Но Машу мы пока решили не брать с собой в далекие поездки.

Антон. Если гастроли будут недолгими, как сейчас, дня по три, то Маша будет с моей мамой в Израиле. Но как только у меня начнутся продолжительные съемки, то семья будет со мной. Без вариантов. Если только Вика снова не забеременеет, о чем мы мечтаем.

Виктория. Нам очень нужен второй ребенок, у нас ведь есть обязательство перед дедушкой. В этом году мы планировали сыграть 8 сентября свою третью свадьбу. Со всеми родственниками, мамами, дедушками. Первый раз мы венчались, потом расписывались в загсе, а сейчас хотели устроить пир на весь мир, со свадебным оркестром, песнями про обручальное кольцо, белой фатой, застольем с с салатом «Оливье»…

Антон. И обязательно с пьяной дракой. У нас друзья уже тянули жребий, кто же будет участвовать в этой драке. Одним словом, мы хотели устроить свадьбу-гротекс, но пришлось ее отложить и срочно лечить дедушку. Дедуля приехал в Израиль с пакетом лекарств от сердечной недостаточности. Не мог пройти самостоятельно пяти метров.

Виктория. А сердце у дедушки оказалось совершенно здоровое, а вот с кишечником проблемы. И серьезные. Но судьба распорядилась так, что 9 сентября у нас родились два человека, потому что Михаила Яковлевича прооперировали в тот самый момент, когда на свет появилась Маша.

Антон. Если вы сейчас увидите дедушку, ни за что не догадаетесь, что ему 80 лет. Помолодел, румянец на лице, занимается гимнастикой, бегает на пляж, таскает Машину коляску, когда я не могу.

Виктория. В общем мы сказали так: «Дедушка, мы обещали тебе нашу свадьбу на девятом месяце беременности, но ты заболел. Теперь  мы должны забеременеть снова, когда ты будешь совершенно здоров, сделаем эту свадьбу – как и обещали, на девятом месяце беременности».

Антон. И ведь мы никого не обманули. Мы же не говорили на какой именно по счету беременности устроим свадьбу… Так что с нас веселая  свадьба с  любимой тещей, пьяной дракой  и невестой на сносях. Да, Вика?